В семействе таллиннских «гор» – районов массовой жилой застройки – Ласнамяэ не только самый молодой, но и самый загадочный. Загадка заключается в самом его названии: вроде бы, перевести с эстонского на русский никакого труда не составляет, но почему местность назвали именно так – даже историки с краеведами пожимают в недоумении плечами.
Действительно, с Мустамяэ все ясно – темнеющий на ее гребне хвойный лес в ненастье и впрямь выглядит черным. Вересковых полей на территории Ыйсмяэ не осталось, но некогда холм по весне и вправду вполне мог выглядеть цветущим.
Касательно Ласнамяэ ситуация куда как запутаннее. Существительное «lasnas» в эстонском языке присутствует и означает конкретное понятие – лопату: на островах – любую, в материковой части Эстонии – конкретно для выпечки хлеба.
Иные выводят элемент «lasna» от падежной формы существительного «last», использовавшегося для обозначения части тележной упряжи, так называемого «развода» – доски, соединяющей между собой заднюю и переднюю оси телеги.
Объяснения из разряда тех, от которых не сильно легче: ни хлебопечением, ни тележным извозом, ни изготовлением повозок на Ласнамяэ в приметных объемах не занимались. Значит – ключ к разгадке топонима следует искать в иной плоскости.
* * *
Вначале была гора: под немецким именем «Берг» территория будущего Ласнамяэ упоминается в документах ревельского магистрата в семидесятых годах XIV столетия.
Почти сразу же магистратские писари вносят в топоним уточнения: не позднее 1371 года он принимает форму «Лакерберг», а еще лет через впервые фиксируется написание «Лаксберг».
Лаксбергом еще каких-нибудь сто лет тому назад плитняковое плато к востоку от центра города именовали, вслед за местными немцами, и те горожане, чьим повседневным языком был русский.
Впрочем, и эстонцы на каком-то этапе к иностранной форме топонима относились довольно благосклонно: на страницах газет конца XIX – начала ХХ века можно наткнуться на забавный гибрид «Лааксимяги».
Принято считать, что в прежнем немецком имени Ласнамяэ сохранилась память о тех давних временах, когда окрестные земли принадлежали еще не городу, а поместью Лагеди – немцы называли его как раз «Лакт» или «Лакст».
С другой стороны, не исключена и иная версия: прилагательное «Laak» или, в ином написании, «Lack» в нижнемецком диалекте немецкого языка означал «голый» или «лысый» — как о человеке, так и о местности.
Так что для возвышающегося над городом каменистого плато, лишь местами покрытого кустарником и перелесками, подобная характеристика могла бы оказаться вполне подходящей.
* * *
Есть наконец, и третья версия – по аналогии с «эстонской» и «нижнемецкой» верным было бы назвать ее «финской».
Уже в тридцатые годы прошлого века филолог Э. Трейер высказал предположение, что в основе топонима может лежать заимствованное у северных соседей сочетание двух слов «läsnä» и «mäki» – «близь горы».
Правда, не совсем при такой трактовке понятно, почему название закрепилось не за землями, лежащими у подножия плитнякового обрыва, а за местностью, расположенной непосредственно на каменном плато.
Можно было бы добавить еще и то, что современные исследователи не исключают влияния наших северных соседей и на происхождение немецкого исторического названия «Лаксберг» – оно выводится из финского «laakea».
В переводе на русский оно значит «широкий», «открытый» – и родственно финскому же существительному «laaka», которое переводится практически целой фразой «широкая плоская каменная плита» ….
Впрочем, пускай филологические изыски остаются филологам. Ведь вне зависимости от того, из какого языка происходит топоним «Ласнамяэ», жители этой части города, хочется верить, любят свой район.
Вне зависимости от того, какими языками они владеют и какой именно из них является для них родным, – и это самое главное.
